Брайану не нужно всматриваться в чужое лицо, чтобы увидеть в нем что-то новое - боль. Самую обычную, черную человеческую боль, которая не просто существительное женского рода, но еще и прилагательное и глагол, и даже наречие. Все сразу, потому что "боль" никогда не относится к чему-то одному, она вездесущая и всепоглощающая. Уж об этом детектив знает не по наслышке. Боль никогда не возникает на пустом месте, но коли появилась - хрена с два отделаешься, потому что все люди без исключения живут своим прошлым, спотыкаясь о настоящее и мечтают о будущем. О боли никто никогда не забывает. Иной раз кажется, что все, конец, ты кончился, сдулся, лопнул, как мыльный пузырь, а нет, смотри ка, живенький, снаружи - все прилично, цветешь, пахнешь, а внутри - перекати поле и ничего живого... И вот бегает такой живой мертвяк по свету, функционирует, что-то там соображает. Колёсики крутятся, тело дрыгается, рот открывается, глаза туда-сюда — вжик-вжик! Напомаженный труп. Мумия с функцией искусственного интеллекта... Но все восхищаются. Говорят: ух ты, чувак, да ты никак на ноги встаёшь! Скоро звездой станешь! Покоришь, чёрт возьми, мир! А ты ни туда, ни сюда. Руки-ноги двигаются, рожа лыбится — и спасибо. Смотришь потом на окружающих, разуваешь глаза пошире, и где-то в остатках мозга ещё теплится мыслишка: а вдруг так и надо? Вдруг они все такие — эти покорители мира? Один фантик от конфетки остался, а саму конфетку сожрали давным-давно. И боль... Боль - это значит, что ты не зомби.
Макбет не спрашивает, ему не интересно, какая боль у маньяка-убийцы. Хотя, нет, конечно интересно, но он достаточно тактичен, чтобы промолчать. Меньше всего сейчас стоит грузить себя чужими проблемами, для начала, решить бы свои, а ведь их - море-океан и еще лужа в придачу.
Брайан только хмыкает в ответ.
- Может и жизнь мою заодно реанимируем? - ядовито осведомляется он, впившись взглядом в бутылку виски. Ой, да пей, конечно, мой виски, говно-вопрос, парень, уничтожай мои последние запасы спокойствия! Чтоб тебе этим самым виски, идиот...
В конечном счете детектив разворачивается и уходит в гостиную, снова оставляя убийцу в гордом одиночестве. Какая к черту разница? Он и так уже чувствует себя, как дома, так какой смысл спорить и что-то доказывать? Нервные клетки нынче недешевы, если вообще не бесценны. Кроме того, все равно топоров и клея - тем более супер - у Брайана в квартире отродясь не водилось, у него вообще отсутствовали вещи, которыми обычно пользуются в своих домах нормальные люди. Вот чайный ложки, например, их Макбет так и не купил после переезда, а еще у него не было терки и наволочек для подушек, зато оружейного масла и ветоши - в каждом ящике до беса. Эмма лишь один раз была у него в гостях и с тех пор зареклась вообще приходить, потому что "Бри, милый, в самым деле, ты прямо как мужик", и пофиг, наверное, что он действительно, натурально мужик, помешанный на своей работе и плюющий на все, что находится вне.
В гостиной Брайан поднимает с пола пепельницу, ногой сдвигает осколки вазы и падает на диван, ища в карманах зажигалку. Передний левый, передний правый, задний правый... Ага, левый!
С сигаретой и никотином в легких думается легче, хотя вообще-то курит Брайан очень редко, в особенные моменты свой жизни, вот, например, такие моменты, как сейчас. Он уже не злится давно и чувствует скорее пугающее безразличие к ситуации. Он пытается посмотреть на это со стороны - возможно, - но только возможно! - Эш не пытался его подставить, может быть, - но только может быть! - он и в самом деле такой кретин, что забыл в ванной комнате с трупом свой телефон с не стертым списком исходящих... А потом вызвал на дом в квартиру детектива спецназ, патруль и скорую. Определенно - кретин. Даже если оно все так и есть, все равно есть как минимум один повод пристрелить его к чертям собачьим. Так ПОЧЕМУ..!? Почему, черт возьми, Макбет не может, - и что важнее, НЕ СТАНЕТ, - этого делать?

Мысли бьют по вискам точечными ударами. Брайан делает одну затяжку за другой и не замечает, как в пепельницу летит третий окурок. Во рту неприятный вкус дешевого табака - детектив не видит смысла тратить деньги на то, с чем сталкивается дай бог раз в несколько месяцев. Гостиная застилается белесой дымкой, но это странным образом добавляет в картину ясности, словно вместе с табачным дымом уходит весь тот бред, что мешает правильно расставить приоритеты. Приоритеты, ха, как же.
Ты, приятель, заигрался. Перешел черту. Разогнался и не смог вовремя затормозить, а ведь сколько лет был на пике своей карьеры: идеальный полицейский, почти робот, и пофиг, что чудаковат самую малость. Или не самую - не суть. У тебя за спиной столько раскрытых дел, а тут... Где ты, Брайан Макбет?
Те самые дела, которые остались "за спиной", были обычными - понимает сейчас детектив. Они были слишком.... Преступными? Противозаконными? Пожалуй. Не всегда было четко ясно, кто убийца, но все знали - он есть, и он нарушает закон во всех смыслах. Во всяком случае так было для Макбета.
Это дело о "зеркальном убийце" - другое. Принципиально новая ветка в жизни Брайана. Именно в жизни, не в работе. Хотя, и в ней тоже, конечно, никуда от этого не деться. Здесь известно, кто маньяк, известно, что он действительно мучает и убивает своих жертв, и даже ясно как день, что нарушается святое право каждого человека на жизнь, НО... Это вечное извращенное "но" никак не дает Макбету записать своего убийцу в общие ряды. И, возможно, это действительно какая-то странная болезнь, потому что ну, начинают же жертвы симпатизировать своим мучителям. Не в этом конкретном случае, а вообще. И да, Брайан уже определился - он симпатизирует преступнику, впервые за всю свою жизнь, и ничего, ровным счетом ни-че-го не может с этим поделать. Как и с тем, что Эш не остановится, пока не свершит свою месть. Это детектив тоже понимает - он не сможет ему помешать. Вернее, он МОЖЕТ, он может сдать его полиции, федералам, закрыть очередное дело и жить спокойно. И снова что? НО! Брайан почти физически ощущает, что Эш верит ему, нет, даже больше, он ДОВЕРЯЕТСЯ. Человеку, в обязанность которого входит посадить маньяка за решетку. или на электрический стул. Эш доверяет, и это - думается Брайану, - тоже болезнь, потому что - ненормально. Абсолютно, совершенно ненормально. И уже нет смысла спрашивать "за что?" или "почему я?". Потому что. Потому что оно случилось с тобой, с этим можно что-то сделать, но на это не получится закрывать глаза.
Брайан давится дымом и глухо кашляет, все-таки выбрасывая недокуренную сигарету в пепельницу. Пожалуй, с медленным самоубийством сегодня покончено. До следующей исключительной ситуации.
Проходит еще с пятнадцать минут, прежде чем в гостиной появляется Эш. Макбет не делает вид, что не замечает его, напротив, смотрит внимательно, но не настороженно. Убийца говорит, и детектив слушает. Или скорее - он слышит.
- Думаю, что я понял это еще  тогда, на месте, - пожимает плечами Макбет, ему не за чем врать, он может и умеет отвечать честностью на честность, - Но поверить в то, что серийный маньяк тебя подставил гораздо проще и удобнее, чем предположить, что он сделал это случайно - он устало усмехается и снова откидывается на спинку дивана, морщась от легкой боли - Ты - убийца, если я буду верить в тебя двадцать четыре часа в сутки, то сойду с ума. Я уже схожу сума, потому что я тебе верю. Ты же в курсе, что это - ненормально, так? - детектив усмехается и наконец отводит взгляд - Извини, наверное это бесчеловечно, но после того, как я врезал тебе по челюсти, мне стало легче. Намного легче, - и это действительно ужасно, потому что Брайан никогда бы так не поступил, если бы не это дело... Он бы вообще много чего не сделал, не встреть он однажды Эша - Тебе, наверное, тоже? После того, как ты разбил мне нос, - он лукаво щурится и усмехается - А вот спецназ действительно вывел меня из себя. Они мне чуть руки не выломали, решили, что я - террорист-налетчик, представляешь? - сейчас, после всего, это звучит смешно, и Брайан хрипло смеется. И говорит, он сейчас неприлично много говорит, но это, наверное, такая реакция на стресс. Он автоматически запускает руку в волосы и шипит тихо сквозь зубы, а потом немного удивленно рассматривает испачканные в крови пальцы. Вот уж неожиданность, действительно. Тем не менее Макбет все равно отмахивается - Неважно, оно само пройдет. На мне все заживает. Как на собаке.

Разумеется никто Брайана не слушает. Зачем, собственно? Эш точно знает, что лучше для детектива: профилактический ли это визит спецназа или пузырек хлоргексидина на голову. Впрочем, Макбет даже не сопротивляется особо, повинуясь настойчивым движениям и послушно чуть наклоняя голову, чтобы убийце - подумать только! - было удобнее добраться до ссадин на затылке. Это тоже - странно, как и все, что связано с ними двумя, потому что даже этот разговор "по душам" между маньяком и детективом полиции - просто какой-то нонсенс. Так не бывает. Такого не должно быть. За это сажают в тюрьму или на электрический стул.
Эш прячется за его спиной, и Брайан это прекрасно осознает, потому что ему ведь так тоже привычнее. Чужой голос доносится откуда-то сверху, перед глазами только потрепанный жизнью комод и безобразие оставленное группой захвата. Все очень похоже на обычный, традиционный телефонный разговор, когда не нужно смотреть собеседнику в глаза и можно корчить какие угодно рожи. Хотя, конечно, Макбет видит отражение мужчины в темном экране телевизора, точно так же, как Эш видит его самого.
- Неудобными бывают диваны, - с усмешкой замечает детектив, глядя перед собой - Или вот, например, домашние тапочки. А ты просто странный. - он поводит плечами, словно обдумывая и анализируя собственные слова - Не то что бы это плохо... Это хорошо. Было бы гораздо хуже, если бы ты оказался обычным психом. - и это действительно так; Макбет знает, что его убийца вовсе не психопат. Может быть, немножко шизофреник, никто не без греха, но точно не псих. Психов Брайан чует за версту.
Он хочет сказать что-то еще, но вместо слов получается только неожиданное "вссс", потому что действительно щипет, да еще как! Или за пятнадцать лет службы Брайан так по-настоящему и не научился терпеть физическую боль. Моральную, душевную - пожалуйста, это привычно, а вот низкий болевой порог - это уже из другой сказки, рассказывать которую Макбет никому не собирается. Тем не менее, он не дергается, лишь тихонько вздрагивает пару раз, увлеченный совершенно другой мыслью. Эш испугался - это не новость, боятся все люди, если они не ходячие мертвецы. Эш испугался за него, за Брайана, а это уже совсем другое дело и другой вопрос. Детектив жмурится изо всех сил, так, что на обратной стороне век начинают вспыхивать красные пятна. Странно думать, что убийца опасается за твою жизнь, даже если заранее ясно, что ваши отношения непросты. Это... Что-то сродни открытию, и Брайан не знает, что на это ответить. Он даже не знает, как сам поступил бы в такой ситуации. Так ведь? Хотя он хорошо помнит, как нервничал еще тогда, в самом начале, когда Эш не звонил тем или иным вечером.
- Я, в общем-то, тоже не промах, - деланно хвастливо, наконец, отзывается Макбет, - И, вроде как, даже при оружии. Но мне определенно стало спокойнее от осознания, что у меня есть Бэтмен, который в нужный момент готов вызвать мне на дом группу захвата, - он смеется хрипловато, потому что голос безбожно сорван целыми сутками криков и недоистерик. Тяжелый, тяжелый день.
Ему стоит гордится собой - он стал героем кошмаров серийного маньяка, но Брайану хочется только заверить Эша, что с ним ничего не случиться, что у того нет поводов для страхов, тем более когда нужно печься о своей шкуре. В конце концов, не за детективом Макбетом охотится чуть ли не весь мир.
Ссадины все еще неприятно жжет после обработки раствором, и Брайан автоматически сосредотачивается на более приятных ощущениях прикосновений чужих пальцев, перебирающих волосы, и понимает, что происходит только когда Эш резко отдергивает руку. Будто обжегся. Макбет знает причину и понимает, что для убийцы подобное проявление эмоций несвойственно, оно для него ново и непривычно, ведь это же... Эш. Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, что у этого мужчины проблемы со всем, что касается отношений с людьми. Брайан подозревает что его маньяк запутался еще больше, чем он сам.
Детектив ничем не выдает, что заметил замешательство и просто снова выпрямляется, разминая затекшую шею. Он молчит несколько секунд, потом все-таки смотрит на убийцу.
- Спасибо, - это без улыбки и совершенно серьезно, хотя и непонятно, к чему именно относится; очень возможно, что ко всему сразу - Я знаю. Я параноик, - Брайан усмехается и снова берется за пачку с сигаретами - Но ты забываешь, что я почти здесь не бываю.

Поставив пузырёк с раствором и положив рядом полотенце, Эш возвращается было обратно, к излюбленному косяку, но его начинает легонько мутить - видимо, для его бедовой башки драка тоже не прошла без последствий. Плюнув на приличия, он сползает по стенке и усаживается прямо на пол, предусмотрительно отодвинув в сторону острый осколок какой-то стеклянной штуки. Теперь они с детективом оказываются примерно на одном уровне, Эш даже чуть ниже, и спрятаться от чужого взгляда уже невозможно. Остаётся смотреть, и слушать, и Эш смотрит почти не моргая, гипнотизирующим взглядом рептилии, смотрит, выжигая на сетчатке мельчайшие особенности мимики, жестов, выражения глаз. Смирившись с мыслью о том, что сегодня он видит этого невозможного человека в последний раз, Эш внимательно смотрит, добавляя очередной фотопортрет в картотеку собственной памяти. Его фотографическая память сама по себе уникальна, ему не требуется разглядывать рисунок дольше пяти минут, чтобы потом в точности воспроизвести все детали. Но это - особенный случай, и он смотрит, пока имеет такую возможность.
"Я зря затеял всё это. Это обернётся ещё одной разрушенной жизнью, я сломаю всё, во что он ещё может верить. Я просто разрушаю его изнутри, а у меня нет на это права."
Эш фыркает, когда его сравнивают его с диваном, и еле заметно качает головой, когда Брайан признаёт его вменяемость. Ржёт вместе с ним, представив себя в костюме Бэтмена, и хмурится, когда слышит предельно серьёзное "Спасибо". Несколько минут молчит, а затем встаёт и принимается мерить шагами комнату.
- Знаешь, - описывая очередной круг, говорит он то ли ковру, то ли ножке комода, - Ты ошибаешься. Я просто психопат, умеющий неплохо обращаться с ножом. Точно такой же, как и все, кого ты привык отправлять за решётку.
То же самое Нортон привык повторять своему отражению в зеркале; привык настолько, что сам безоговорочно в это верит. Теперь нужно убедить в этом детектива Макбета, а это сложная задача: Эш уже убедился в том, что детектив принципиально не выбирает лёгких путей.
- И ещё: ни оружие, ни паранойя тебе не помогут, если те, о ком я говорил, всерьёз вознамерятся тебя достать, - обращается Эш сперва к телевизору, а затем к шторам. - Они уже поняли, что происходит, они напуганы, и многие из них прячутся или бегут. Остаются только те, кто уверен в собственной силе. И у них достаточно для этого оснований.
Прекратив, наконец, нарезать круги по комнате, Нортон останавливается напротив детектива и как можно более убедительно произносит:
- Я просто хочу, чтобы ты был как можно более осторожен. Ты можешь пострадать, если заберёшься слишком далеко.
"И не благодари меня," - вертится несказанное на языке. - "Не вздумай никогда больше говорить мне "спасибо", слышишь?"
Нет, конечно же, не слышит. Оно и к лучшему.

Отредактировано я нормальный (2024-11-02 21:49:33)

Наверное, в ответ на реплику про придурь следовало бы рассмеяться, ну или хотя бы улыбнуться, тем самым сведя всё в шутку и закрыв эту неудобную тему. По крайней мере, согласно "Наглядному пособию по изображению типичных эмоциональных реакций", хранившемуся в голове Эша с переизданиями, комментариями и поправками, самая логичная реакция выглядела бы именно так. Но когда речь шла о детективе Макбете, логика Эша Нортона, да и вообще любая человеческая логика, летела ко всем чертям, уступая место чему-то, для чего убийца до сих пор не удосужился подобрать определение, кроме изрядно уже навязшего в зубах глагола "влипнуть".
Эш серьёзно покачал головой, всё так же пристально уставившись на детектива. Тот изо всех сил пытался изобразить предельную честность, но для мистера-крутого-специалиста-по-притворству-Нортона все его манёвры были видны как на ладони: за совершенно прозрачным взглядом голубых глаз читалось вопиющее, безобразнейшее упрямство.
Наверное, надо было что-то сказать или сделать, но Эш совершеннейше возмутительным образом... застрял. Зацепился за этот нарочито честный взгляд, за чёрные точки зрачков, зацепился, как утопающий цепляется за корягу на дне...
И когда он наконец выныривает, ему с трудом хватает лёгких, чтобы вдохнуть в полную силу.
- Ты ошибаешься, - снова повторяет совершенно сбитый с толку Эш, хотя осознаёт, что это так же бессмысленно, как попытки переубедить стену. И снова принимается нарезать круги по комнате, думая о том, что так смотреть на людей - преступление, если поблизости нет спасательного круга или ведра успокоительного, или, чёрт возьми, GPS-навигатора, потому что когда тебя вот так бессовестно сбивают с мысли, очень сложно потом подбирать растерянные аргументы.
Прекратив бессмысленную беготню, Эш с досадой машет рукой и замирает на полпути к двери, повернувшись вполоборота:
- Ты сможешь что-то сделать, если они захотят тебя достать. Для начала ты сможешь прекратить искать связь между... - здесь стоило бы сказать "жертвами", но у Эша не поворачиается язык называть так истреблённых им нелюдей. - Между убийствами. Потом ты, возможно, даже сможешь найти какого-нибудь ублюдка и закрыть дело. Убийств в Лос-Анджелесе больше не будет.
Это, конечно же, ложь, но ложь только отчасти - показательных казней, которые можно было бы приписать к делу "убийцы детектива Макбета", действительно больше не состоится. А на пару пропавших без вести мало кто обратит внимание - в конце концов, в Городе Ангелов за год пропадают сотни людей.
- Я просто прошу тебя быть осторожным, - как можно более убедительно говорит Нортон, направляясь к выходу. И уже у самого порога оборачивается:
- Приподними дверь, когда будешь закрывать. И не хлопай слишком сильно.
А затем выходит, как всегда, не попрощавшись. Это чертовски напоминает бегство; это, в сущности, и есть бегство - от непривычного, странного, от того, что не укладывается ни в какие рамки. От самого себя в том числе.
Дверь осторожно закрывается; Эш выходит на улицу и растворяется в темноте переулков.

Добравшись наконец до дома, Эш ставит будильник на восемь утра. И просыпается всего лишь с пятой попытки, ощущая себя совершенно больным, помятым и уставшим. Тем не менее, первым же делом он включает ноутбук и отправляется в  головоломное путешествие по сайтам клининговых контор и фирм, занимающихся установкой входных дверей. У него уходит около сорока минут на то, чтобы сделать все необходимые звонки, уладить все необходимые формальности и тут же, не отходя, что называется, от кассы, перевести на счёт выбранных фирм полную предоплату. Переезд в другой город предполагает другие документы, другие кредитки и счета, так что Эш, предпочитающий путешествовать налегке, ровным счётом ничего не теряет. А уж некое мрачное удовлетворение, когда в десять утра он перезванивает за подтверждением и представляет творящиеся сейчас в квартире детектива хороводы, и вовсе бесценно. Достаточно специфичный способ возмещения причинённого ущерба, думает Эш, но тут же решает, что детектив должен быть ему вдвойне благодарен за отказ от первоначальной идеи с оркестром марьячи, доставкой пиццы и вызовом специалиста по тайскому массажу.
Успокоив таким образом свою совесть, Нортон не без труда доползает до ванной, приводит себя в сравнительное подобие порядка и принимается за работу. В разделе его воображаемой картотеки, обозначенном грифом "Лос-Анджелес", осталось всего два личных дела, два имени: Майкл Маккинзи и Джонатан Харрис. Их имена не будут мелькать в новостях, их родственников и знакомых не будут доставать вездесущие шакалы-журналисты, о них не напишут некрологов в местных газетах... Они просто исчезнут. Просто растворятся в бесконечной суете лос-анджелесских будней. Но даже если показательной казни не состоится, приговор всё равно будет оглашён. Эш позаботится о том, чтобы перед смертью они ещё раз взглянули на тех, кто погиб по их вине.
Однако вскоре выясняется пренеприятный факт: ни Маккинзи, ни Харриса в городе нет. Эш выбирается в город и выясняет, что первый переехал куда-то на север страны вместе со всей семьёй и имуществом, а второй, продав дом, и вовсе покинул Америку. Ни пожилая арендодательница Маккинзи, ни соседи Харриса не смогли подсказать Эшу, где искать этих двух сволочей. Но их обнаружение было лишь делом времени, в этом Нортон не сомневался. Как не сомневался и в том, что его дела в Лос-Анджелесе закончены.
"Крысы бегут с корабля," - думает Эш, - "Вопрос только в том, намерен ли капитан спасать экипаж".
До дома он добирается, когда уже начинает темнеть. На то, чтобы собрать вещи, уходит всего час, и гораздо больше - на то, чтобы вычистить помещение до блеска. Ни волоска, застрявшего в сливной трубе, ни случайного отпечатка на патроне лампочки; Эш не оставляет после себя ничего - он крайне аккуратное чудовище.
В конце концов из его вещей остаётся только пришпиленная к стене карта США и несколько дротиков для "Darts". Эш выдвигает кресло на середину комнаты и обрушивается в него. А затем выуживает из кармана телефон, снимает заднюю панель и принимается вертеть в пальцах симку. От неё тоже необходимо избавиться.
Однако через несколько секунд он вставляет карточку на место, собирает телефон и привычным движением набирает заученный номер.
- Привет, - говорит он, как только на том конце линии принимают вызов. Раньше он никогда не начинал свои звонки с приветствия - ведь, когда здороваешься, потом неизбежно придётся прощаться.

Какое-то абсолютно унылое и безысходное настроение забирается в голову, как только Нортон слышит ответ. Тем не менее, он выдаёт в трубку короткий смешок и тянется за первым дротиком.
- Как раз сейчас планирую маршрут.
Вопрос детектива совершенно логичен и закономерен, вполне понятно, что он спит и видит тот счастливый момент, когда главная заноза в заднице ЛАПД исчезнет из города. Но Эшу плевать на логику и закономерность, он сейчас ощущает только... Он не знает, как можно назвать это ощущение, но оно ему чертовски не нравится. И, может быть, именно поэтому он запускает первый дротик в карту намного сильнее, чем следовало бы.
Острие с глухим стуком втыкается где-то между Топекой и Канзас-сити. Промах: актуальных целей в тех краях нет. Впрочем, нельзя было утверждать это со стопроцентной уверенностью, учитывая поднявшуюся в определённых кругах панику. Крысы бегут, и только сам Господь Бог может с точностью указать места, где они вздумают свить себе новые гнёзда.
Впрочем, Эш никогда не верил ни в бога, ни в правосудие, ни в психотерапию. Его религией, его справедливостью и успокоением была месть, он приносил жертвы голодной чёрной твари, сидящей у него внутри, и эти кровавые ритуалы были для него единственной необходимой формой поклонения. Тёмная тварь оберегала его, обостряя интуицию до предела, подсказывая кратчайшие пути, подбрасывая удачные совпадения и сохраняя от непоправимых ошибок. И вполне возможно, что именно она направила его руку в следующем броске - очередной дротик попадает точно в Лос-Анджелес. Нортон хмурится, бурчит, как недовольный старый пёс, и тянется за новым.
- У меня ещё оставались дела в городе, - говорит он, щурясь на карту и думая о том, как бы поудачнее не прицелиться. - Но необходимость в них отпала.
Снова раздаётся глухой стук удара, и Эш недовольно фыркает: уж где-где, а на Аляске ему уж точно делать нечего. Дротиков остаётся всего три.
- Понимаешь ли, у меня есть одна небольшая просьба, - говорит он в трубку, сердито щурясь на точку, отмеченную "Сан-Франциско".
- Это не должно тебя особо затруднить, - говорит он, замахиваясь и отворачиваясь, чтоб наверняка уже не повторить конфуз с Лос-Анджелесом. Дротик улетает куда-то к Великим Озёрам; присмотревшись, Эш различает название - Милуоки, штат Висконсин. Где-то в картотеке памяти вспыхивает лампочка.
- Если я не ошибаюсь, мне полагается около трёх пожизненных сроков, верно? - Эш встаёт с кресла и шумно отдирает карту от стены, прижимая телефон плечом.
Дротики с глухим стуком осыпаются на пол.

Эш фыркает и достаёт из сумки ноутбук. После непродолжительных раздумий он отказался от мысли ехать автостопом, и вытаскивать со штрафстоянки свой старенький "Indian" тоже не собирался. Нет-нет, это, конечно, было бы ужасно пафосно и романтично - пересечь чуть ли не весь континент на попутчиках или на двухколёсном ведре с гайками аж 1955 года выпуска, спасаясь бегством от единственного человека, сумевшего как-то повлиять на мировоззрение серийного маньяка-убийцы. Но Эшу было откровенно срать как на романтику, так и на пафос. Хорошие парни не ездят по Штатам на мотоциклах, не занимаются хитчхайкингом, не живут в трейлерах и не спят в придорожных мотелях; хорошие парни ценят своё время и путешествуют бизнес-классом... Или эконом-классом - если помимо времени стремятся беречь ещё и деньги.
Не то чтобы Эш считал себя хорошим парнем. Но он умел им притворяться. И заказал билеты на утренний рейс, чтобы успеть связаться с домовладельцем и объявить о своём отъезде.
Заодно почистил историю браузера, убрав все упоминания о Долорес Уорпл, делах пятнадцатилетней давности, порядке приобретения огнестрельного оружия... ну, и о клининговой компании заодно. Представив себе физиономии этих бедолаг, когда Брайан выскочил на них с пушкой наперевес, Эш не сдержался и коротко засмеялся - он, конечно, предупреждал их, что клиент может быть слегка не в себе, но о таком повороте дел они наверняка не подозревали.
- Главное, что никто не пострадал, - отзывается Эш, стуча по клавишам ноутбука. - Но в целом ты прав: они могли и не быть сотрудниками клининг-сервиса. И прислать их мог не я, а кто-нибудь другой.
Впрочем, это уже подозрительность на грани паранойи. Однако Эш вовсе не считает подобную осторожность излишней: он прекрасно знает, что таящийся в мелочах дьявол способен выпрыгнуть в любой момент. И поэтому он стирает данные о своей работе, о заказанных билетах, о маршрутах транспорта и даже о заказе пиццы на дом.
И именно в этот момент почтовый клиент издаёт тихую мелодичную трель, напоминая о себе. Мигает иконка "Непрочитанного сообщения". Письмо пришло с незнакомого адреса и не содержит никаких вложений, хотя имя отправителя и скрыто. С одной стороны, вроде бы смахивает на обычный спам, а с другой... Как бы то ни было, интуиция Эша подсказывает, что это не информационная рассылка и даже не неумело замаскированный вирус.
Эш, гипнотизируя экран, тихо говорит в трубку:
- Три, четыре... Неважно. Они в любом случае заменят приговор на смертную казнь.
И щелчком мыши открывает е-мейл.
"Привет, малыш," - гласит письмо. - "Должен признать, твои визиты стали для наших друзей неожиданностью, и они не успели как следует подготовиться. Меня ты дома не застанешь, но я, пожалуй, как-нибудь на днях заскочу к тебе сам.
P.S. Как поживает твоя нога? Не хромаешь?"
Нортон откидывается на спинку кресла и закрывает глаза. И видит окровавленные носки дорогих кожаных ботинок, притоптывающие перед его лицом. И слышит: "Привет, малыш. А ты, как я посмотрю, не промах..." И машинально ощупывает левое бедро - то место, где белеют две небольших отметины от пулевых ранений. Это было его пропуском на выход из ада, его карточкой "Выйти из тюрьмы" в Монополии.
Эш никогда не любил "Монополию". Он перехватывает телефон поудобнее и продолжает:
- И тянуть с приведением в исполнение они точно не будут. Но перед тем, как меня накачают "техасским коктейлем", я хотел бы поговорить с тобой.
Он говорит об этом, как о само собой разумеющемся факте. Возможно, потому, что не желает верить в иной исход, ведь тогда он не сможет передать эстафетную палочку тому, кто сейчас слушает его на другом конце Лос-Анджелеса. Брайан Макбет - его последняя надежда, его личная временная капсула, куда он сможет отправить хранящиеся в голове имена и факты уже после того, как у него будут окончательно связаны руки. Но сейчас он этого не уточняет. Пусть лучше детектив думает, что речь идёт о банальной сентиментальности, чем представит себе тяжесть, которую ему придётся потом тащить всю оставшуюся жизнь.
- Я хотел бы поговорить с тобой лично, - повторяет Нортон. - Ты можешь пообещать мне это?
И несколькими щелчками мыши он уничтожает почтовый ящик. А затем запускает форматирование жёсткого диска.