- Тик-так, тик-так, - передразнил Нортон висящие на стене часы. - Чувствуешь, как уходит твоя жизнь?
Вынужденное бездействие грызло его изнутри и снаружи, выедало внутренности отвратительным ощущением собственного бессилия. Как будто на живот ему посадили огромную крысу и накрыли её тяжёлым колпаком. И теперь эта крыса вовсю рвалась на свободу.
Шум, поднявшийся вокруг убийств где-то с неделю назад, поутих, но не унялся окончательно. Пресса вовсю вопила о новоявленном серийном убийце и бездействии полиции, в то время как копы всего города стояли на ушах и пытались разобрать места преступлений до последней нитки. Но это не особенно волновало Эша: намного более важной для него была реакция некоторых других людей, на первый взгляд никак не связанных с этим делом. Сейчас поспешно предпринятый шаг мог ввергнуть потенциальных жертв в панику, и как следствие - в бегство, как и поступил бы, пожалуй, мистер Вандерберг, не будь он бесхребетным трусом. В любом случае, сейчас "зеркальному убийце" оставалось только ждать.
Эйфория, наступившая после второго убийства, давно развеялась, а полёт мистера Вандерберга с крыши собственного дома не принёс Эшу никаких эмоций, кроме сожаления о том, что эта тварь умерла слишком быстро и слишком безболезненно. Впрочем, этот эпизод уравновешивался кое-чем другим, намного более ценным: Нортон провёл крайне небезопасный эксперимент, и тот завершился... сравнительно удачно.
Все эти размышления заставили Нортона выудить из ящика стола клочок бумаги с номером детектива, любезно одолженный ему мистером Вандербергом. Рассеянно вертя бумажку в пальцах, Эш думал о том, что к составленному им портрету, пожалуй, ещё рано добавлять новые штрихи. Если отношение Брайана Макбета к ситуации несколько и прояснилось после встречи на крыше, движущие им мотивы всё равно оставались для Эша загадкой.
"А если ты чего-то не понимаешь, самый верный способ это исправить - поинтересоваться у того, кто в курсе, не так ли?"
Нортон усмехнулся, выудил из кармана мобильник и набрал номер, совершенно не задумываясь о том, что в полчетвёртого утра все нормальные люди должны спать. И этот подход, в конце концов, был оправдан - по крайней мере, Эш располагал неопровержимыми доказательствами того, что детектив Макбет не был столь уж безукоризненно... нормальным.
Едва на том конце линии подняли трубку, Эш ощутил нечто вроде слабого электрического разряда, пробежавшего вдоль позвоночника. Нечто вроде сигнала тревоги, предупреждающего о том, что вот именно сейчас есть шанс ступить на весьма и весьма скользкую дорожку. Отследить звонок, не имея подходящей аппаратуры, было, конечно, невозможно. Но вот возможность записи разговора Эш, к примеру, не исключал. Да и вычислить владельца определённого номера тоже не составило бы труда, хоть сим-карта и была зарегистрирована на подставное лицо. Слишком многое в этой партии зависело от ходов другой стороны...
"Но, чёрт возьми, четыре дня назад от него зависела моя собственная жизнь, не так ли? А я ещё жив"
Тихо фыркнув, Эш отмёл сомнения и произнёс не то утвердительно, не то вопрошающе:
- Детектив Макбет, я полагаю.
Прогулка по минному полю началась.

Не то чтобы Эш ожидал, что детектив моментально узнает его по голосу. Но вот этот вот официоз, вот это вот "чем я могу помочь"... Столь странное начало разговора несколько сбило Эша с толку. Несколько секунд он задумчиво молчал в трубку, а затем коротко рассмеялся собственному замешательству, рассмеялся тихим хрипловатым смехом, совсем не так, как хохочут в триллерах звонящие поздно ночью маньяки.
- Я мог бы сказать, что вы мне уже помогли, детектив, - произнёс Нортон, отсмеявшись. - Но это было бы не совсем верно. Более правильным было бы отметить, что вы мне не помешали. За что я, впрочем, тоже вам весьма признателен.
И это ещё было мягко сказано, подумалось Эшу. Той ночью вероятность уйти с крыши живым для него составляла около пятидесяти процентов, а уйти живым и без конвоя - и того меньше. Но Вандерберг запаниковал, его паранойя достигла апогея, и у Нортона было очень мало времени, чтобы принять окончательное решение. Что ж, он решил вести игру по своим правилам и - не прогадал. Интуиция, полузвериное чутьё, банальное везение... Вечером перед этой безумной встречей Эш по уши закопался в бумагах, документах, досье и газетных вырезках, с одержимостью сталкера сводя обрывочные сведения в единое целое, со скрупулёзностью профайлера составляя психологический портрет. Обрывки досье в большинстве своём комкались и летели на пол, а вот газетным вырезкам Нортон уделял больше внимания. Особенно его заинтересовала серия статей где-то двухлетней давности, об аресте убийцы-педофила, оборвавшего около полутора десятков детских жизней, и о последовавших после этого самого ареста событиях. Заголовки гласили: "Детоубийца пойман", "Полицейскому, арестовавшему маньяка-педофила, грозит срок за превышение полномочий", и, наконец, многочисленные гневные публикации о условном сроке, полученном преступником в качестве приговора.
Эш внимательно вглядывался в снимки этого ублюдка, пытаясь проассоциировать его черты с каким-либо из хранившихся в памяти имён. Но всё было тщетно: этот человек не принадлежал к организации. Либо же он настолько хорошо скрывался, что Эш до сих пор не имел понятия о его существовании. Что было маловероятно.
Как бы то ни было, эта история стала решающим выбором в пользу осуществления безумного плана. Ночью Эш просочился в дом Вандерберга и порезвился от всей души, устроив тому натуральный фильм ужасов - с хриплыми бессмысленными сообщениями на автоответчик, разрисованными зеркалами, фотографиями жертв и тому подобными декорациями. Естественно, и без того пошатнувшаяся психика ублюдка не вынесла такого напряжения, и он поступил аккурат согласно сценарию.
- Четыре дня. И всё это время мне не даёт покоя один вопрос. - задумчиво протянул Нортон. - Почему вы всё-таки не выстрелили тогда? У вас было две мишени, и обе - вполне оправданы.
Да, это был тот самый выбор из двух зол, который рано или поздно встаёт на пути каждого. Но детектив Макбет его избежал, предпочтя остаться в стороне. И убийца хотел знать - почему.

Едва слышный сарказм, поначалу звучащий в ответ, заставляет Нортона широко улыбнуться. Определённо, эта реакция весьма нетипична для детектива, которому звонит убийца. "Теперь уже серийный убийца," - поправил себя Эш.
Голос детектива звучит подозрительно бодро для полчетвёртого утра, и Нортон поневоле задаётся вопросом, что же мешает Макбету спокойно спать в это время, самое тихое время Лос-Анджелеса. Впрочем, исходя из того, что Эш успел узнать про этого человека, можно было сделать вполне определённые выводы относительно его бессоницы. В конце концов, тот пошёл против собственных принципов, позволив маньяку не только совершить убийство на его глазах, но и спокойно после этого удалиться. А если учесть, что пресса до сих молчала относительно последнего полёта Вандерберга, то стоило предположить, что ЛАПД до сих пор не в курсе произошедшего на крыше и искренне верит в версию самоубийства. Стало быть, детектив Макбет не распространялся о случившемся и теперь переваривал все свои переживания и сомнения в гордом одиночестве.
- Ни в коем случае, - улыбается Эш в трубку, не заботясь о том, что улыбка слышна и в голосе. Для себя он решил: в этом разговоре - никаких масок, никакого притворства. Это сделает игру более увлекательной, а перемещения по минному полю - более рискованными. В конце концов, ему и так уже нечего было терять. - Я и не предполагал, что вы перейдёте в мой лагерь сразу после того, как Вандерберг поздоровается с асфальтом. Но, тем не менее, ваше решение меня приятно удивило, хотя я и ожидал чего-то подобного.
Эш задумчиво потёр подбородок и продолжил уже более серьёзным тоном.
- Но, тем не менее, сейчас полчетвёртого утра, и непохоже было, что мой звонок вас разбудил. И я более чем уверен в том, что у вас на руках сейчас нет дел, достаточно крупных для того, чтобы не спать ночами. Вряд ли вам также мешают спать угрызения совести: иначе газеты давно бы шумели о новом убийстве. Мне кажется, вы увязли в сомнениях, детектив. Вы мечетесь между тем, что правильно, и тем, что правильно по-другому.
Закончив монолог, Эш тихо хмыкнул. Это до смешного смахивало на сеанс кухонного психоанализа, с чаепитием и разговорами по душам. Что ж... оставалось ждать реакции пациента. Эш, коротко задумавшись, поставил на возмущение, граничащее с негодованием. Как бы то ни было, может быть, хотя бы один из них наконец-то сможет уснуть спокойно после этого разговора.
"Главное, чтобы не вечным сном," - подумалось невпопад.

Эшу почему-то кажется, что эта дискуссия затянется надолго. Поэтому он перемещается на кухню и пытается, прижимая трубку плечом, соорудить себе кофе. Разумеется, при этом обжигаясь, и разумеется, сдавленно шипя в трубку. Кофеварка, окатившая его тонкой струйкой кипятка, подозрительно попахивает палёной пластмассой,  и Нортон не без отвращения думает о том, что придётся временно перейти на растворимую дрянь. По крайней мере, до тех пор, пока не будет исключён риск спалить это место к чёртовой матери.
Всё-таки раздобыв чашку кофе, Эш возвращается в комнату и приземляется в кресло. И произносит, всё так же сквозь улыбку:
- Я вовсе не обманываюсь на ваш счёт, детектив. И я не говорил ничего, что позволило бы вам заподозрить обратное.
Вступив на скользкую дорожку словесной эквилибристики, следует быть как можно осторожным. Эш помнит об осторожности, но его подгоняет какое-то странное чувство, нечто сродни не то азарту, не то любопытству. Детектив не спешит нажимать кнопку "отбоя", и это интригует, это провоцирует. И теперь уже открыто звучащая в его голосе усмешка заставляет Нортона тихонько фыркнуть в ответ.
- Только попробуйте удавиться, - шутливо ворчит он. - Пресса тотчас же придумает мне новое прозвище, предельно пафосное, идиотское и непременно исполненное хтонического ужаса.
Выдвинув ящик стола, Эш зашуршал бумагами и выложил на стол газетные вырезки про то самое дело двухлетней давности, главный фигурант которого сейчас прохлаждался где-нибудь в Майами.
- И адекватность ваша лично у меня сомнений не вызывает, - бубнит Эш, прижимая телефон плечом и зажав в зубах несколько листков. А потом, осознав, как звучит эта фраза, коротко смеётся. - Впрочем, из меня в этом плане никудышный эксперт, хоть вы в профайле и указали, что я вменяем.
Закончив, наконец, перебирать газетные вырезки, Эш наконец перехватил трубку поудобнее и продолжил:
- Я могу предположить, что даже если бы вы пристрелили меня на той крыше, ваше обострённое чувство справедливости не позволило бы оставить в покое Вандерберга после того, что вы от него услышали. Но он бы, разумеется, сослался на то, что был напуган и не понимал, что говорит. Если бы вам удалось завести дело, вы не нашли бы ни малейшей зацепки и вскоре закрыли бы его за недостатком улик. Вскоре после этого высшие инстанции прислали бы приказ о вашем увольнении, а Вандерберг покинул бы страну и обосновался бы где-нибудь... в Майами. История повторилась бы, не так ли? Только с чуть более тяжёлыми последствиями.
Нортон шумно отхлебнул кофе и поставил чашку на подлокотник кресла.
- Так что у меня есть все основания считать вас человеком, который не наступает дважды на одни и те же грабли. А у вас нет никаких оснований сомневаться в собственной адекватности.

Эш неторопливо цедит кофе и слушает, слушает, слушает, превратившись в своего рода портативную студию звукозаписи - из тех, что федералы вывозят в квартиры к семьям заложников, ожидающим звонка с требованием выкупа. Слова, манера построения разговора, интонации и паузы, - он записывает на подкорку каждый элемент, чтобы потом разложить по полочкам памяти и анализировать, пытаться понять, уловить какие-то полутона смыслов и оттенки интонаций. Ему одинаково интересен и сам этот разговор, и то, как именно он проходит - слишком уж нетипично для беседы маньяка и офицера полиции. Если б Нортон знал, сколько раз ещё в его голове будет всплывать фраза про "нетипичность"...
- Если бы я вас недооценивал, я бы не дал Вандербергу совершить звонок, - спокойно отзывается Нортон. - Просто моя оценка выстроена по шкале, отличной от той, к которой вы привыкли.
Это, разумеется, блеф. Но блеф только наполовину: про иррациональное любопытство, отчасти сподвигнувшее его засесть за касающиеся детектива бумаги вечером перед убийством Вандерберга, Эш умалчивает. Отчасти потому, что сам не может найти логичного и рационального обоснования своего поступка. Он, движимый неким самоубийственным азартом, вступает в какую-то непонятную ему игру и понятия не имеет, ни каким образом в ней выиграть, ни хочет ли он вообще стремиться к выигрышу.
Тираду про журналистов Эш напрочь игнорирует, выразив своё отношение к данному вопросу лишь  презрительным "пффф" и коротким смешком, когда детектив предлагает ему перестать жаловаться. И тут же вспоминает нюанс из собственной коллекции фактов имени детектива Макбета: тот категорически не терпит, чтобы делам и преступникам давали прозвища. И всячески пытается это пресечь.
"Почему же?" - думает Эш, прикусывая краешек кружки. - "Может быть, потому, что клички очеловечивают их? Потому, что безликие профайлы обрастают человеческими чертами и проникают немного дальше отдела мозга с маркером "работа", а? И как он ещё умудряется выживать на этой работе, уму непостижимо."
А потом говорит, возможно, чуть жёстче, чем хотел бы:
- Психи непредсказуемы и предсказуемы одновременно. Ожившие картинки из учебника клинической психиатрии: поставьте диагноз, вычислите алгоритм, прикиньте модель, и вы сможете предсказать его действия. В ту секунду, когда вменяемый человек начинает убивать просто так, он перестаёт быть вменяемым, в его голове необратимо сдвигаются какие-то механизмы. Щёлк! - и он уже пойман в сетку ваших классификаций, остальное - дело времени.
Эш, подобно большому псу, принимается ворочаться в ставшем вдруг неудобном кресле. Чашка с остатками кофе чудом избегает падения.
- Но иногда, - уже более спокойным тоном, даже с некоторыми нотками усталости, продолжает он, - Иногда у людей действительно появляются причины для убийства. И самое страшное - то, что их на это толкает.
Эш дотягивается до стола и шуршит бумагами, пытаясь отыскать нужную распечатку. Это у него не получается, но, в общем-то, она ему не особенно и необходима: он достаточно хорошо помнит её текст.
-  В какую ячейку вашей классификационной сетки вы меня вписали? - спрашивает он. - Тип по Ресслеру: организованный асоциальный. Типичные представители - Банди, Кемпер. Мотивация: миссионер, мститель. Типичные представители: Качински, Франклин. Надеюсь, я нигде не ошибся.
В ящике стола очень кстати оказывается початая пачка сигарет. Эш, удерживая телефон плечом, сворачивает из какой-то обёртки кулёк под пепел и прикуривает, чёрте-как извернувшись, чтобы достать зажигалку из заднего кармана. Обычно он старается избегать этого: случайно брошенный не туда окурок - лишний образец ДНК для экспертов. Но сейчас ему надо чем-то забить внезапно образовавшуюся внутри пустоту. Хоть бы и дымом.
- У меня сложилось о вас однозначное мнение, детектив, - тянет Эш, сосредоточенно выпуская под потолок клубы вонючего дыма. - Вы хороший человек. И наши понятия о том, что правильно, во многом совпадают. Надеюсь, вы не воспримете это как оскорбление.
Дым извивается под потолком, сплетаясь в причудливые узлы. Это зрелище умиротворяет и успокаивает. И, пожалуй, стоит того, чтобы проспать ночь с открытой форточкой.
- И если вы когда-нибудь захотите узнать, насколько искренен был Вандерберг перед смертью... действуйте осторожнее.