Боль в ушах заметно усилилась, но зато, кажется, слух хоть немного восстановился. Звуки по-прежнему казались доносящимися из-под толстого слоя ваты, но теперь Эш, по крайней мере, мог различить отдельные слова среди невнятного бормотания. Это радовало - хотя бы потому, что являлось ещё одним доказательством обратимости полученных травм. И проблема с коммуникациями теперь причиняла не такие уж сильные неудобства. По крайней мере, Нортон прекрасно понял, что от него хотят объяснений.
Вообще-то информацию сначала следовало бы, конечно, осмыслить, затем систематизировать, а затем выдавать строго отмеренными дозами. Но он сам не успел ещё до конца разобраться, так что было очевидно: улавливать суть придётся непосредственно в процессе. Усевшись прямо на землю и облокотившись спиной о стену, он принялся излагать.
- Чёрный, красный и жёлтый провода. Жёлтый - единственный провод в лаковой изоляции, он золотистого цвета, если приглядеться. Это цвета флага Германии. Согласно геральдике, на нём именно золотая полоса, а не жёлтая. Синий, красный и белый, разводка на соседнее крыло, которую я успел отключить - цвета флага США. Заземление - красный и белый, цвета Канады.
Всё это звучало абсолютнейшим бредом сумасшедшего; Эш. прекрасно это осознавая, пытался хоть как-то структурировать выводы, но становилось только хуже.
- Ответвления схемы перепутаны местами - правая подведена к левой, и наоборот. Схему собирал человек со специфическим восприятием правой и левой сторон - либо левша, либо амбидекстр. Плюс ко всему, цвета флагов подобраны не случайно: два повторяющихся красных - это как минимум неудобно, а как максимум может подорвать всё к чёртовой матери, если ткнуть контакт не туда.
Прикрыв глаза, Нортон на секунду затих, вызывая в памяти картинку.
Склад горел. Они неверно просчитали планы отхода - оба запасных выхода завалило, а к центральному пробиться нечего было и думать: оттуда доносились гулкие толчки взрывов. Взлетали на воздух коробки с боеприпасами; деревянные ящики занялись, как костёр скаутов, очень быстро перекинув пламя на опоры. Помещение вентилировалось очень плохо, что в какой-то мере мешало распространению огня, но зато дыма в нём было полно. Нельзя было разглядеть даже носки собственных ботинок, не то что распознать, кто перед тобой - свой или чужой. Но Эш почему-то всё равно вцепился в неподвижное тело и поволок прочь, туда, где взрывной волной высадило окно. Они выдрали из рамы все осколки и вывалились наружу двумя бесформенными тюками - Эш и Тайлер, тощий нескладный парнишка, который и занимался взрывчаткой. Он был немного не от мира сего. Слегка заторможенный, если честно. Иногда Эшу казалось, что взрывы он воспринимает как что-то вроде фейерверков. Эдакий праздник, который всегда с тобой. Тайлеру нравилось взрывать; он мог собрать бомбу, кажется, из чего угодно - из коробка спичек, из зажигалки, из керосина, из дохлых крыс, из дерьма и колючей проволоки... И вот теперь его увлечение привело к закономерным последствиям - то есть, к комбинации Семтекса и С-4, которой и было напичкано складское помещение. Провода детонатора Тайлер соединял с каким-то особенным восторгом: цветные проволочки занимали его, как пёстрые погремушки занимают младенца.
- Смотри, - тянул он тогда Эша за рукав, радостно улыбаясь. - Это Германия. Макс родился в Германии. А это Америка. Ты родился в Америке. А это, - махал он перед собой скрученными красным и белым проводами, - это Канада. Ты был в Канаде?.. Я родился в Канаде. А потом они встретились... и получился большой бум!
Чёрт знает, где Макс подобрал этого вундеркинда. О своей матери Тайлер не рассказывал; обо всём остальном тоже. Эш знал о нём только то, что тот был левшой, до усрачки боялся насекомых и семь лет назад приехал из Канады вместе с отцом. Тот вроде как любил прикладываться к бутылке и частенько поколачивал сына, будучи в состоянии подпития, что и сподвигло юного подрывника сделать ноги из отчего дома.
А, ну и, конечно, Тайлер был подрывником от бога. Если, конечно, в компетенции бога раздавать столь сомнительные таланты.
После заварушки со складом Эш покинул Окленд, оставив Макса и всю его беззаботную шайку. Время сражаться на чужих войнах для него кончилось - началась его собственная война. Он успел забыть и про Тайлера, и про его провода, и про склады, а потом, десять лет спустя, увидел знакомое фото в криминальной хронике. Парню грозило несколько пожизненных сроков - семь молодых девушек нашли свой последний приют в их с отцом убогой квартирке. Тайлер выглядел забитым и испуганным, и постоянно твердил, что отец заставлял его приводить их силой. В итоге его признали невменяемым и упекли в государственную психиатрическую клинику в Тампе. Папаша же ударился в бега. Нашли его спустя пару лет, в обгоревшей до основания машине. Опознать удалось по зубам и по чудом уцелевшим в бардачке документам.
К тому времени непричастность Тайлера к убийствам была доказана, лечение было признано оконченным, и из психушки его выпустили. И выпустили зря - известие о смерти отца послужило стрессером, зацепившим какие-то генетически заложенные в его затуманенной таблетками голове триггеры. Отца он теперь страшно боялся, в смерть его не верил, и вскоре серия убийств повторилась. На этот раз Тайлера взяли на третьей жертве. Он со слезами доказывал, что отец звонит ему по мобильному телефону и заставляет убивать женщин; уверенность в своей правоте не покидала его даже тогда, когда выяснилось, что у него никогда не было мобильника. После того, как он битый час вёл телефонную беседу по пачке сигарет, стало ясно: клиника в Тампе готова принять пациента обратно.
- Его зовут Тайлер Дрисколл; - прикрыв глаза, продолжил Эш. - Сапёр-самоучка, левша, родился в Канаде. Сейчас ему должно быть около двадцати восьми лет. Психопат; шизофреник. Два года содержится в психиатрической клинике во Флориде под усиленной охраной.
Подняв глаза на Брайана, он добавил:
- Этот парень очень легко управляем. Возможно, он не только минировал этот склад. Возможно, убийства - его рук дело.
Каким образом синдикат вышел на Тайлера, Эш пока думать не хотел. Слишком невероятная получалась комбинация.
Но, как показывала вся его, в сущности, жизнь, самые невероятные предположения всегда оказываются самыми верными.